Что всегда сидело тянущей ледяной иголкой - отложенное на неопределенный срок и, скорее всего не имеющее уже шанса осуществиться, знакомство с работами звезд литературоведения. Зачем оно мне надо было, кто бы объяснил, но время от времени говорила себе: Я как-нибудь почитаю Бахтина и Лотмана, и Аверинцева, и Гаспарова (угу, вот ужо приедет барин). Хотя, достаточно зная себя, понимаю зачем. Чистой воды эгоизм, ментальный голод. Либо ты его утоляешь и бываешь счастлива, либо дышать нечем.
Мирча Элиаде - имя из того же долгого ящика. Все думала, надо бы. И все не случалось. А потом о нем упомянула одна замечательно умная женщина и случилось. Нет, замахнулась на "Историю веры и религиозных идей", но то надолго, не быстра в серьезном чтении. А вот эссе "У цыганок" прочиталось быстро и дало представление об авторе, с которым надолго теперь.
Там так, начало прошлого века, Бухарест, учитель музыки едет на трамвае от одной ученицы к другой. Жара страшная, мелкие недоразумения с не вдруг находящейся мелочью за проезд, особый вид неуклюжей неприспособленности к требованиям этого мира. Неумения встраиваться в него таким образом, чтобы острые углы не набивали то и дело синяков и ссадин.
Есть ведь две крайности: можно катиться по жизни, как маслом смазанный, огибая препятствия и перескакивая ямы и рытвины в автоматическом режиме - тема счастливчиков. И можно ощущать кожей все острые углы, которые в твоем конкретном случае обращаются не углами даже, шипами. Норовя вырвать из тебя клочья или хотя бы оцарапать до крови. Которой, чтобы не истечь в итоге, учишься катиться.
И есть середина, более-менее благополучное существование. Где первое доминирует - ты почти удачлив, где второе - ох ты, горе луковое. Но менять внешних посылов не возникает. Такой себе "маленький человек хуже ветошки". А в утешение ("тварь я дорожащая или право имею?") какая-нибудь сентенция, в которую сам сумел поверить за давностию повторения. У Григореску, героя рассказа: "Я - человек творческий, музыкант".
Такое странное смешение "Бедных людей" Достоевского с историей Рип ван Винкля и очень много от "Безымянной звезды" и "Замок" Кафки, и в детстве читанная румынская книга о почтовом регистре. Не могу вспомнить названия и автора, чуть не первый магический реализм в моей жизни, но совершенно чудная и картинки оттуда до сих пор со мной, особенно катание со снежных гор на санях.
А герой, что герой. Все любовь свою мучительно пытался вспомнить, да не умел. Помнил только, в пивной его, вечно голодного, угощала та, что стала после женой. Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Да и читать доводилось о процессах инквизиции, на которых целые деревни признавались в продаже дьяволу души. Ждешь, холодея, за какие же соблазны - каша с салом и пиво. Герой, он умер давно. Просто для некоторых людей жизнь от смерти мало чем отличается.