Встретимся там, где нет тьмы

Это был восемьдесят четвертый. До Горбачева и Перестройки оставался год, андроповское закручивание гаек с повышением трудовой дисциплины и рейдами по магазинам: "Почему не на работе в разгар рабочего дня? Пройдемте-ка," - осталось позади со смертью генсека. Забавно, но год, вынесенный в заглавие самой известной и одной из самых мрачных антиутопий, в реальности Союза оказался возвращением к скучному, сытому, довольно безопасному застою. Вот разве мелиорация. Идеи орошения засушливых земель и осушения заболоченных могли бы стать в стране основополагающими на ближайшие лет тридцать, не помри мелиоратор Черненко в начале следующего восемьдесят пятого и не начнись совсем другая история.

Однако тогда мы и помыслить не могли ни о чем подобном, мой сосед троечник, стараниями дальновидного папы, поступил после восьмого класса в мелиорационный техникум, где неожиданно для всех заблистал в учебе. Сама я училась в седьмом классе, занималась подводным плаванием, и, читая "Советский экран", наткнулась на статью о фильме "Класс-84" об ужасах американской муниципальной школы и всяком таком. Автор, блистая эрудицией и приобщенностью к горним сферам, вопрошал: "Вы, конечно, понимаете, что дата в названии не случайно созвучна роману Оруэлла?"

Мы в моем лице, конечно, ничего такого не поняли, но страстно возжелали прочесть помянутую книгу, а тут и перестройка кстати подоспела. В общем, лет через пять мечта сбылась. И ничего. Сборник: "Мы" Замятина, "О, дивный новый мир" Хаксли и вожделенный роман. Для классики плоский, для антиутопии бессобытийный, а для Оруэлла, н-ну, "Скотный двор" у него люблю больше. Так "1984" и числился у меня по разряду тоталитарной мути, профинансированной ФБР ("Сластена" Макьюэна пропагандирует эту версию).

Но времена меняются, вышел новый перевод книги от Дмитрия Шепелева, одного из самых интересных сегодня переводчиков, за работами которого стараюсь следить. Пришло время перечитать, вот подарило же прошлогоднее переслушивание Хаксли совсем другую книгу,чем та, что помнилась из времен девичества: глубокую. серьезную, интеллектуально богатую. И нет, к сожалению снова нет. Роман так и остался плоским, бессобытийным, бесконечно далеким от реальности.

Понимаю, что будь герои симпатичнее, а любовь их более романтичной (бесконечной, верной, вечной), мнение мое могло бы быть иным. Вопреки способности к оценке текстов, развитой мильеном прочитанных книг. Понимаю, а все ж поделать ничего не могу. Уинстон, такой нарочито реалистичный: "Мне тридцать девять лет, я женат и не могу избавиться от этого, у меня варикозные вены и пять стальных зубов" - чудовищно нереален в мотивациях.

Смотрите, живет себе мужик такой полурастительной жизнью в этой своей пропахшей гнилой капустой клети, и вдруг на него обрушивается любовь к молодой красивой девушке. Роман с Джулией для Уинстона вроде джек-пота в национальной лотерее. Требующий, к тому же, постоянной конспирации. Если тебе не хватало сильных ощущений - то вот они: запретная связь, опасность, самооценка до небес. И что делает наш герой? Ищет встречи с О'Брайеном и вступления в Братство.

Риски возрастают на порядок, а тебе уже есть, что терять, и ты сунешь голову в петлю всего лишь в надежде встретить единомышленника в высокопоставленном партийце? Вы серьезно? С Джулией примерно та же история. С какого перепуга красотке и скрытой диссидентке, которая отлично сознает свои достоинства и умело ими пользуется, с чего ей влюбляться в такого невзрачного мужичонку? Только не говорите про "любовь зла", на деле всякое различие разъединяет, а подобие стремится к подобию.

Романный олигархический тоталитаризм бесконечно далек от реальности. Где ж набрать столько наблюдающих от лица Большого Брата? Наши гаджеты, конечно, присматривают за нами, судя по контекстной рекламе, но без способности оценки - судя по тому. что мне предлагают автомобиль Ягуар и любовные романы. И вообще, все это слишком безнадежно, а без надежды человек не может. В целом ощущение от величайшей антиутопии времен и народов "могло быть хуже".

А что же перевод? Хорош, некоторые отличия от канонического варианта Голышева и менее известного - Бершидского, который тоже просмотрела. "Большой Брат" Шепелева более органично ложится на восприятие, чем "Старший Брат" Голышева, но "речекряк" кажется мне больше похожим на советский "одобрямс", чем "гусояз" нового перевода. Более аутентичен говор пролов, с передачей лексических особенностей речи социальных низов Дмитрий вообще хорош (вспомним хотя бы "Кто они Такие?"), в то время, как в голышевском переводе пролы говорят усредненно-социальным языком. Стоило читать? Да, хотя бы за тем, чтобы убедиться, некоторые вещи не меняются, а действительность меняется к лучшему. Невзирая.