Это и есть реальность – мельтешение иллюзий, воспоминаний, страхов, идей и гаданий, неумолчное в шести миллиардах умов.
В книжном море много всякой рыбы и зверя: ходят косяками сорной макрели блестящие и бестолковые любовные романы с разного рода ромфантом; раздуваются пузырями, влекут экзотической раскраской детективы; шевелят щупальцами мрачные антиутопии; и выстреливают чернильные облака каракатицы хорроров. Дружелюбные дельфины по-настоящему хороших книг помогают утопающему в одиночестве или депрессии, и есть еще киты: громадные, прекрасные, непонятные.
Помните, у Блока: "Старушонка убивается, плачет, никак не поймет, что значит. Зачем такой плакат, такой огромный лоскут. Сколько бы вышло портянок для ребят!" Так вот, этот роман кит, а исходя из библейских коннотаций названия, содержания и объема (тыща триста пятьдесят страниц на бумаге, две тысячи - в литресовской читалке) - Левиафан. И наверно да, мяса, жира, китового уса, драгоценной амбры можно было бы добыть на сотню, а то и тысячу комиксов, но Алан Мур, именно графическими романами создавший себе репутацию культового автора, на сей раз отдал приоритет слову.
Нет, прежде я его не читала, даже "V - значит вендетта", которую все, кто есть кто-то давно знают. Ну, потому что я не по комиксам, пыталась полюбить - не вышло. Вот и теперь взяла "Провиденс", ну картинки, ну лавкрафтиана, ну завуалированная гомоэротика и нуар. Для общего развития и галочки "смотрено" пойдет, но ни уму, ни сердцу. С "Иерусалимом" в точности наоборот: тугая плоть текста раскрывается мириадами смыслов, это удивительно, грустно, забавно, смешно, страшно, и стилистически чистое наслаждение. Нужно только уметь взять.
И не то, чтобы роман требовал особенно подготовленного читателя, хотя эрудиция приветствуется, ею, как каши маслом, никакого чтения не испортишь. Но на самом деле история никакая не запредельно сложная, к этим дверям просто нужны ключи, которые я могу вам дать. Давайте по порядку, начнем с начала и будем двигаться в сторону финала. Необходимое предуведомление: место действия - Нортгемптон, родной город Мура в сердце Англии, он же символический Иерусалим, не потому, что так захотела задняя левая нога автора, а потому, что это древняя столица страны, и потому что здесь храм, построенный по образу и подобию Храма Соломона, куда принесена монахом по имени Петр из сарацинских земель данная ангелом святыня.
В книге пять частей, три основных, послелюдия и "Прелюдия. Неоконченный труд", с нее и начнем. В Нортгемптоне, в неблагополучном районе Боро открывается выставка местной художницы Альмы Уоррен, которой удалось добиться относительной известности и финансового благополучия. Что-то подсказывает мне, что в монструозно огромной андрогинной пофигистке и ниспровергательнице основ Альме автор в немалой степени вывел себя самого. А выставка, кропотливо воссоздающая родной Боро в мельчайших подробностях - не что иное, как путеводитель и краткое содержание "Иерусалима", тридцать картин которой иллюстрируют тридцать глав книги.
Семья Альмы и ее младшего брата Мика в родстве и свойстве со многими заметными городскими персонажами, в частности с кланом Вернеллов, равно известным талантами и сумасшествием. "Прелюдия" отчасти разворачивает перед читателем спутанную, всю в узелках, сеть этих сплетений, которой прекрасной тканью ну никак не назовешь. Но прочна, что да, то есть. Пока младший брат художницы, сорокадевятилетний Мик, не обладающий ни ее талантами, ни амбициозностью, идет на выставку, мы имеем возможность понять, что сквозь ячейки сети истории, которую предстоит узнать, то и дело станут проваливаться персонажи из иных времен и реальностей.
"Книга первая. Боро" в сути одиннадцать глав интерлюдии, знакомящей с этой развернутой во времени мультивселенной, где живописец реставратор во время работы над храмовой фреской переживает эпифанию и сходит с ума,. Девушка из числа его отдаленных потомков, проститутка на креке, фанатка принцессы Дианы и Джека Потрошителя (да, бывают странные сближенья) попадает в смертельно опасную ситуацию. Призрак некогда жившего здесь гуляки и развратника проживает тысячный день сурка с адюльтером, попутно добывая спелый плод Пака - высшее растение, которым питаются призраки: пищиткогда вырываешь, а на шляпке барельеф дюжины сросшихся головами нагих феечек во всех анатомических и красочных подробностях.
Безработный мальчишка актер грезит славой, попутно обдумывая, как откосить от призыва на Первую Мировую. Монах семисотого года AD завершает подвиг веры, донеся святыню до строящегося храма, Трехлетний мальчишка, тот самый Мик, что в 2006-м идет на выставку, едва не умирает, подавившись Песенкой (драже от кашля). И здесь нельзя не сказать о переводе, он роскошен. Каждый фрагмент говорит своим языком: просторечие кокни начала прошлого века, затейливая средневековая вязь, современный уличный сленг ямайского английского и высокий слог интеллектуальной прозы - со всем Сергей Карпов равно хорош, кстати, "Бесконечную шутку" Уоллеса Поляринов переводил в соавторстве с ним.
Книга вторая Душа в сути своей посмертное странствие пережившего клиническую смерть мальчика в компании Мертвецки мертвой банды - пятерки детей призраков, такая жутковатая мрачная Питерпэниана, полная горьких и забавных моментов. В процессе станет ясно, что дети не вполне дети, что в посмертии некоторые из нас получают неплохую возможность выбирать облик и компанию. Здесь герои встретят Кромвеля перед решающей битвой (который "окажется этаким Сталиным, но без чувства юмора")
Книга третья "Дознание Верналлов" продолжит историю семьи, вплетенную в историю места и разовьет, раскроет роман как в сути наиболее эзотерический и визионерский, стоящий в этом смысле почти вровень с "Розой Мира" Даниила Андреева. И, как всякая серьезно оккультная вещь, для восприятия эта часть достаточно непроста. Кроме прочего, глава "Ум за разум" имитирующая мышление в острой шизофренической стадии, чудовищно трудна, почти невыносима. Если вчитываться в каждое словосочетание и предложение, это клондайк словотворчества, но на то, чтобы одолеть в подробностях, мне понадобился бы месяц, а читать-слушать подряд физически больно. В общем, примерно половину главы я промотала.
Зато джойсова глава, я ведь не ошибаюсь, это "Загнан" - поток сознания муниципального чиновника, в стиле монолога Молли Блум? Так вот, оммаж Джойсу великолепен. А в "Послелюдии. Должностной цепи" роман обретает закономерное и в целом ожидаемое завершение. Большая часть узлов развязывается, интриги раскрываются, маски сняты.
Грандиозная книга, и она сильно перекликается с идеей "воскрешения всех" философии русского космизма
Обидно за этих пропавших людей, недостойных упоминания и непривлекательных для черно-белых ретроспектив. Хочется думать, что их в своем времени и месте обитания обволокло обширное звездное желе времени, что они застыли навсегда с нетронутыми обидами и слабостями,.