А без меня народ неполный.
"Старый механик" А.П.Платонов
Платонова читать ни разу не развлечение, всегда трудно. Не потому, что пишет о каких-то особенно тяжелых для восприятия вещах, хотя и этого хватает, но по той обыденной простоте, с какой отменяет противопоставление между антагонистичными вещами и понятиями. Он стирает границу, делает равнозначными жизнь и смерть, любовь и ненависть, счастье и горе, совершенную реализованность и полный крах - самой природой разнесенные по разные стороны барьера.
У Андрея Платоновича роскошный пир не только сосуществует с голодной смертью, а совершенная красота и грация - с культей и деревянным протезом, но в любую секунду одно готово перетечь, перелиться в другое, естественно заняв весь объем. Больше того, само средоточие жизненной силы, эликсир витальности он в своей картине мира помещает не в мозг или сердце, но в кишки только что умершего человека, в промежуток между непереваренной пищей и калом. Что, не очень приятно? Ну вот он такой.
Именно когнитивный диссонанс, а не особенности лексического строя его прозы, как может показаться на поверхностный взгляд, лишает читателя опоры. Привычно твердое основание становится зыбким, уплывает из-под ног, ты не можешь сориентироваться в этом мире чудовищных сказок, рассказанных не то механическим человеком, не то очеловеченным механизмом. Нескладным, детским каким-то, но при этом парадоксально поэтичным, языком
Незавершенный роман "Счастливая Москва" не о дорогой нашей столице, это история девушки, что в детстве осталась сиротой, скиталась среди беспризорников и бог знает какие тяготы довелось ей перенести до того времени, как попала в детский дом, где, не помнящей своего имени, дали ей новое - Москва Ивановна Чистова. Это квинтэссенция платоновского стиля: она несколько лет ходила и ела по родине, как в пустоте, пока не очнулась в детском доме и в школе.
За кадром могут оставаться какие угодно мерзости жизни, с девочки они скатились ртутными шариками, не замутив чистоты. Но и даром ничего не проходит, сплав жизни со смертью, особого рода безжалостно-равнодушное безразличие вошли в Москву как естественное продолжение ее личности. Природой естественной красоты, грации, непосредственности, назначенная радоваться жизни и вдохновлять творцов - а она такая, знаете, Муза, в которую невозможно не влюбиться, и всякий влюбляется - так вот, она оставляет, одного за другим, людей, которым разбила сердца.
Не ради других, которые богаче, умнее, талантливее, но за тем, чтобы пойти, например, работать в метрострой (самая тяжелая работа в невыносимых условиях, на которую нанимались преимущественно тогдашние гастарбайтеры - крестьяне из разоренных коллективизацией деревень). Где тяжелая вагонетка раздробит ей ногу, оставив ампутантом. А любившим ее механику Сарториусу (салют, "Солярис", не думаю, чтобы Лем читал, но книги порой переговариваются через головы творцов) и врачу Самбикину, остается деградировать, всякому своим способом.
Почему? Ну вот, такая философия у Платонова. Жизнь, которую не в счастье надобно проживать, не радоваться, но преодолевать ее ежечасно. Идеи русского космизма переплавляются в его творчестве в жизнь, сопредельную и почти равную смерти. Такое: "жить так, словно ты уже умер". Однако если вы только начинаете знакомство с платоновский прозой, возьмите эту небольшую по объему книгу, не "Котлован" или "Чевенгур", которыми автор знаменит больше.