Она никогда не задумывалась о том, какое множество книг остается непрочитанным. А между тем она любила книги. Как, в таком случае, могла не беспокоиться о том, что их не читают? She’d never wondered how many books go unread. She loved books. How could she not worry about the unread?
Три вещи, непостижимые для царя Соломона (путь орла в небе, змеи на скале, мужчины к сердцу девицы) дополню дорогой автора к сердцу читателя. Сколько живу, не понимаю, почему один всем хорош, и критика его хвалит, и читавшие из числа твоих знакомых в восторге, а ты лишь плечами пожмешь: да, ничего так. Почему о другом слышала больше плохого, чем хорошего, и на родине он нынче вовсе даже не в тренде, а напротив - в опале, а на русский вовсе не переводится, и поддержать тебя в этом увлечении некому будет. Но вот поди ж ты, глотаешь одну за одной книги. Задел какую-то струну в душе, и не похорошу мил, а помилу хорош.
Сборник рассказов Шермана Алекси с несколько провокативным названием Ten Little Indians непосредственного отношения к "Десяти негритятам" Агаты Кристи не имеет. Никакой не детектив, и новелл, вопреки ожиданиям, девять, а не десять. Отчего же так назван? Н-ну, это только мое мнение, оно вполне может оказаться ошибочным, но представляется, что дело в отношении общества к малым мира сего, которое удивительно мало переменилось за шесть десятков лет, прошедшие от одной книги до другой: мы можем сделать вас героями считалочки; позволим плясать ритуальные пляски, обрядившись в эти нелепые костюмы; но решать ваши реальные проблемы, это увольте. А до свадьбы заживет, а помрет, так помрет. Расскажу о тех новеллах, которые мне больше всего понравились.
The Search Engine. Аспирантка филолог происхождением из коренных американцев натыкается на упоминание об индейском поэте,чья книга стихов была издана еще в начале семидесятых (немыслимое дело). После долгих поисков разыскивает экземпляр и приходит в совершенный восторг от этой поэзии. Не меньших трудов стоит ей разыскать и встретиться с потрепанным жизнью автором, для кого эта книга, к томуц же изданная малым тиражом за свой счет, так и осталась единственным такого рода опытом. Потерпев фиаско, оставил бесперспективное занятие. А стихи хороши, в них поет душа индейцев резервации, звенит их безнадежная боль. Неважно, что он индеец только по происхождению, в младенчестве усыновлен и воспитан белыми родителями.
Can I Get a Witness? Жертва теракта (взрыв в кафе), по счастью не пострадавшая, покидает место происшествия в компании оказавшегося рядом мужчины. Он при этом убежден, что героиня находилась в кафе в момент взрыва, а она упорно отрицает: мол, только мимо проходила. Кто она, почему так ведет себя? - думает он, - Может быть пособница террористов? А у нее несчастливая семейная жизнь и муж с ребенком, которых ненавидит (что, ужас? но ведь такое сплошь и рядом в этом мире, где столько людей без любви ходит среди едва любимых). И этих двоих страшно тянет друг к другу, не говорите, что обстоятельства не способствуют, когда натальная или синастрическая Венера в восьмом доме, да еще в аспекте с Плутоном, только так и бывает. Разговор ожидаемо заходит об одиннадцатом сентября и Башнях-близнецах и это не самый комфортный для восприятия дискурс. А потом они расстанутся, чтобы больше не встретиться.
Do You Know Where I Am? они индейцы, приемные дети, выращенные белыми родителями, не несшие изначального клейма резервации, получившие возможность безболезненно и естественно ассимилироваться в большом мире. Они полюбили друг друга подростками, хотя приемные родители девочки занимали куда более высокую ступень на общественной лестнице. Поженились и прожили в согласии долгую жизнь, хотя она не переставала называть его лжецом из-за одного случая с найденным ими и возвращенным хозяевам котом, в то время, когда были еще детьми. А он долго не мог простить ей измену, в которой призналась, когда обоим было уже за тридцать. И вот теперь у них дети, внуки, она умирает от рака, а он не хочет отпустить ее уйти с миром. Потому что без нее не будет ему жизни.
The Life and Times of Estelle Walks Above Гимн сыновней любви и восхищения эмансипированной умницей матерью, сумевшей вырваться из резервации. И стыда за нее, слишком вольно ниспровергавшей условности, и сыновнего бунта против ее демонстративного "не как все". Ода интерсекциональному феминизму (кто понимает). Порой это так горько, обидно и стыдно, но трогательно, и по-настоящему хорошо. Возвращаясь к тому, за что люблю Шермана Алекси, усилиями таких, как он, Земля вращается в правильном направлении, а мир меняется к лучшему. Точечными касаниями, микронными сдвижками.