Вдруг из маминой из спальни,
Кривоногий и хромой,
Выбегает умывальник
И качает головой...
Мьевиль вызывает у меня благоговейный трепет, ассоциируясь одновременно с двумя уайльдовыми персонажами: Мальчиком-Звездой и Счастливым Принцем. С одной стороны, совершенно непостижимо как мог человек двадцати восьми лет создать сложнейший мир Нью-Кробюзона, с многообразием его рас, непростыми социальными, политическими, межличностными отношениями персонажей, проработанной бюрократической системой. Тот Нью-Кробюзон, на штурм твердынь которого отправлялась трижды, будучи уже куда как опытным читателем и свои десять тысяч часов чтению давно отдав, а одолела только с третьего раза. С другой - исповедует радикально марксистские взгляды, его "Октябрь" по праву в тройке лучших современных книг о русской революции с "Домом правительства" Слезкина и "Пантократором" Данилкина.
"Последние дни Нового Парижа" соединяют обе ипостаси: писателя-эстета и пламенного революционера (три, еще просветителя). Хотя от мысли, что массовый читатель оценит книгу, все-таки далека. Форма - рукопись, найденная в бутылке: шапочная знакомая из прежних времен просит автора бестселлеров о встрече, в ходе которой знакомит его с рассказчиком и удаляется. В следующие тридцать шесть часов без сна, еды и (простите) даже без посещения туалета этот человек повествует о фантастических событиях, имевших быть в годы Второй Мировой в некоем параллельном мире, в котором Парижу нашего соответствует Новый Париж. По некоторым признакам писатель заключает, что его визави и есть Тибо, выступающий главным персонажем истории. Попытка встретиться еще раз не увенчивается успехом, читателю предоставляется возможность догадываться, что герой вернулся в свой мир, время которого течет в ином, чем у нас, ритме.
Теперь о чем книга. Пристрастие нацистов к оккультизму давно стало общим местом, а склонять на все лады аненербе сделалось любимым занятием авторов фантастики, фэнтези и альтернативной истории. В романе фашистам удается таки заручиться помощью адских демонов для поддержания порядка в оккупированном, но непокоренном Париже. И вот тогда, в ответ надругательство, сам свободолюбивый дух Лютеции восстал на завоевателей, материализовав порождения творческой фантазии сюрреализма, признанным центром которого был предвоенный Париж. Новый Париж наводняют причудливые создания, явно не выступая на стороне борцов Сопротивления и чуждые всего человеческого, но при столкновении с наци или их адскими приспешниками, вступая в бой.
Все это, как несложно догадаться, не добавляет дивному новому миру упорядоченности, но в критической ситуации любая помощь кстати, а свой своему поневоле брат. К тому же, на стороне Маки постепенно появляются люди, наделенные способностями ладить с диковинными креатурами, отыскиваются и артефакты, усиливающие такого рода свойства. Одним из таких людей становится молодой боец Тибо, стихийный сюровый гений. Париж, меж тем, превращен оккупантами в закрытый город - род Зоны из стругацкого "Пикника..." в который (деньги могут многое) тотчас устремляются со всех концов света авантюристы, готовые достать для богатых коллекционеров чудеса и диковины Нового Парижа, вроде шерстяной ложки или (если повезет) волкостолика или (при совсем уж невероятной удаче) женщину-велосипед.
Скучно, желающему познакомиться с очередным Городом, порожденным гением Мьевиля, не будет (ох, а ведь этот аспект его творчества, особую страсть к городам всех возможных архитектурных форм, форм правления, ландшафтов и трудноуловимой, но важной составляющей, которую можно определить как Дух города - этот аспект я совсем упустила). Да, с городами он особенно хорош и в современной литературе нет автора, которому эта тема отвечала бы такой безусловной взаимностью. Но города Чайны Мьевиля могут и должны стать предметом отдельной обширной статьи, здесь об этом не время и не место.
А о чем никак нельзя не сказать, так это об огромной работе по систематизации, каталогизации и популяризации сюрреализма, проделанной им в этой книге. Приложение и Алфавитный указатель к ней ничуть не менее увлекательное чтение, чем собственно роман. И, гарантирую, после нее "Дали" перестанет быть первой (часто и последней) ассоциацией, которой вы откликнетесь на слово "сюрреализм".