Францы Кафки любили дороги на склонах. их привлекали самые разные склоны. Оне любили разглядывать дома, построенные на крутых склонах. садились на обочинах и часами разглядывали такие дома,на пресыщаясь. Разглядывали и склоняя головы на бока и не склоняя.. Странными оне были типами, да ведь?
Так-то я обычно не перечитываю того, что было прочитано на английском, а Killing Commendatore прочла еще в марте и особенно животрепещущих вопросов книга по себе не оставила: Мураками как Мураками, хорош как всегда, по ощущению ближе к "Заводной птице" или "Тысяче невестьсот"- прохладная отстраненная доброжелательность; чем к "Цкуро Тадзаки", который был как пылающий меч в сердце. Но тут все мы разные, каждый выбирает своего героя и свою историю. Главное, чтобы было из чего выбрать. Возвращаясь к роману о Командоре: когда появляется аудиокнига, прочитанная одним из любимых исполнителей, не стану отказывать себе в удовольствии послушать.
Игорь Князев из самых любимых, мимо его версии "Убийства Командора" пройти было невозможно, потому вернулась к книге и не пожалела. Не то, чтобы открылись невиданные прежде высоты и глубины, скорее даже наоборот: несовершенство моего английского, что милосердно нивелировало сексуальные сцены, которыми перенасыщена первая часть книги - на русском заставило воспринять их в полном объеме. Не скажу, чтобы это добавило удовольствия. понимаете в чем дело, я думаю, что Мураками асексуален. и не я одна, судя по неоднократным номинациям на премию Bad Sex Award.
Ему не слишком интересен секс, как таковой, с куда большим удовольствием опишет процесс приготовления и поглощения пищи, но коль скоро в современном романе без этого не обойтись: читатель ждет уж рифмы "розы", на вот,бери ее скорей. Исключение составляют две лучших на моем читательском веку гомоэротических пассажа: любовная сцена из "SPUTника" и описание сна в "Бесцветном Цкуру Тадзаки".Первая позволила впервые в жизни принять, что влечении женщины к женщине может быть прекрасным, второй наполнил безнадежной томительной нежностью. Нет, я далека от мысли на этом основании делать выводы о латентной гомосексуальности писателя. Скорее, как ни пафосно прозвучит, часть его кармической миссии в преодолении косности обывательского сознания, воспитании толерантности к людям, непохожим на большинство.
Радикальных неожиданностей в восприятии книги не случилось. Менсики, которого все время, пока читала английскую версию, называла Меншики, как-то мгновенно принял новое звучание (кстати, может кому будет интересно, одно из значений иероглифа в основе фамилии этого героя - бесцветный, так что его можно с полным основанием считать продолжателем линии бесцветных людей, которых Мураками особенно любит). Забавной показалась манера Командора-идеи изъясняться с этим его множественным числом, часто звучащим курьезно, но совершенно очаровательного в исполнении Князева, нашедшего для него этот скрипучий мизантропический тон.
Подождем второй части.