
– Понимаешь, люди должны рассказывать свои истории другим. Иначе мы задохнемся.
Моя персональная ересь состоит в убеждении, что история, которой пришло время воплотиться, находит достойного автора и его устами рассказывает себя. Ни в малой степени не стремлюсь уязвить самолюбие писателей и уменьшить значимость их роли. Уловить небесную гармонию аполлоновой лиры, и переложить на язык слов, огромная сложная работа, с которой справится лишь уникально одаренный человек. Однако созидание миров (именно это делают хорошие книги, о плохих мы тут не говорим) - невозможно без соизволения и поддержки высших сил, а как уж их назовут: божественным вдохновением, музой или даймоном, не суть важно. Главное, что это понимают и авторы, и чуткие читатели. Первые ищут вдохновения, вторые ловят отблеск его сияния, а истории... не склонны класть все яйца в одну корзину, потому приходят не к одному рассказчику.
"Бабушка велела кланяться" шведа Фредрика Бакмана и "Моя рыба будет жить" канадки японского происхождения Рут Озеки написаны одновременно в 2013 году. Поясняю, чтобы исключить предположение о взаимном влиянии. Да его и не будет, это разные книги о разном, на поверхностный взгляд, не имеющие ничего общего. Любящий, поверхностным не бывает, смотрит пристально и видит за деревьями лес. Книги люблю и тождественность историй для меня очевидна.
"Бабушка велела кланяться" шведа Фредрика Бакмана и "Моя рыба будет жить" канадки японского происхождения Рут Озеки написаны одновременно в 2013 году. Поясняю, чтобы исключить предположение о взаимном влиянии. Да его и не будет, это разные книги о разном, на поверхностный взгляд, не имеющие ничего общего. Любящий, поверхностным не бывает, смотрит пристально и видит за деревьями лес. Книги люблю и тождественность историй для меня очевидна.
Смотрите, героиня обеих, девочка, которая пережила в недавнем прошлом травмирующее событие: в "Рыбе" разорение семьи и возвращение в Японию, в "Бабушке" развод родителей. Так или иначе, результатом становится семейное отчуждение. В том и другом случае девочка подвергается в школе жестоким издевательствам без возможности исправить ситуацию, не находя помощи и поддержки ни у кого, кроме бабушки. В обеих историях бабушка становится проводником в фантастический мир, куда можно скрыться, когда становится совсем невыносимо; мир, который становиться источником силы. В обоих случаях, история семьи, открывающаяся героине. позволяет ей осознать малость собственных бед и горестей в сравнении с тем,что пришлось пережить родным людям, отстраниться, сдвинуть точку сборки и продолжить жить, не покалеченной травмой.
Каждый из двоих рассказывает историю по-своему, иначе и быть не может, Интеллектуалка под шестьдесят Озеки создает сложную, не всякому понятную симфонию, немыслимым образом вплетая в сюжет уйму вещей, на первый взгляд, отношения к нему не и имеющих. Однако на деле, множество голосов и тем образуют дивную гармонию, где "смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством". Блогер и колумнист Бакман, почти вполовину моложе, сочиняет отличный мюзикл, который тотчас ложится на восприятие, с массой запоминающихся мелодий, с простым понятным сюжетом, со сферой действия, охватывающей единственный многоквартирный дом и его жильцов. Но каким-то немыслимым образом ему и из заданных рамок удается создать объемную картину мира. Книга как капля, в которой отражается океан. Такой талант. За то же мир и сходит по нему с ума.
Каждый из двоих рассказывает историю по-своему, иначе и быть не может, Интеллектуалка под шестьдесят Озеки создает сложную, не всякому понятную симфонию, немыслимым образом вплетая в сюжет уйму вещей, на первый взгляд, отношения к нему не и имеющих. Однако на деле, множество голосов и тем образуют дивную гармонию, где "смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством". Блогер и колумнист Бакман, почти вполовину моложе, сочиняет отличный мюзикл, который тотчас ложится на восприятие, с массой запоминающихся мелодий, с простым понятным сюжетом, со сферой действия, охватывающей единственный многоквартирный дом и его жильцов. Но каким-то немыслимым образом ему и из заданных рамок удается создать объемную картину мира. Книга как капля, в которой отражается океан. Такой талант. За то же мир и сходит по нему с ума.
И дело не в том, что Фредрику Бакману удается сочетанием букв создавать живых людей. Даже не в том, что идя от простого, доступного всякому, он в итоге приводит читателя к пониманию сложнейших вещей. Уникальность в деятельном изменении реальности. В том, что его книги дают четкий алгоритм прохождения тупиковых ситуаций. В данном случае - самой тупиковой из возможных. Уходя, попроси прощения у всех, ты не можешь знать, кого случайно обидел или задел. И попроси каждого помочь тому, кто тебе дорог. Сделай так, чтобы с твоей смертью тепла и света не убавилось, а прибыло. Как-то так.