Как можно жить и жить припеваючи неизвестно на что.
Эта фраза для меня лейтмотив романа. Не думаю, чтобы Теккерей ставил целью пророчество о социально-экономической ситуации в России первой трети XXI века, но вышло, что попал в точку. Пусть жизнь в долг в Англии XIX века радикально отличалась базисной мотивацией от современной российской: там заимодавцы ссужали деньгами и услугами в счет видов на наследство; здесь, полагаясь на будущие заработки. Сути не меняет, За иллюзорную возможность блистать здесь и сейчас, слыть богачом, не будучи им, расплачиваешься будущим, что схлопывается для тебя до размеров щели банкомата, которой до скончания века станешь скармливать плоды своего труда. Или можешь попытаться натянуть им всем нос и не платить деньгами. Но тогда нужно быть готовой к тому, что расплачиваться придется кое-чем не из категории стоимостей, а из числа ценностей. Впрочем, все это метафизика, а мы хотим жить здесь и сейчас. Припеваючи, неизвестно на что!
Первое знакомство с Бекки Шарп и Эммой Сэдли случилось в десять лет, второе около семнадцати. Больше источника не перечитывала, ограничиваясь отсмотром экранизаций. Благо, "Ярмарке тщеславия" везет на них. В числе своих идефикс книги не числю, потому киноадаптации тридцать второго и тридцать пятого годов (равно как одиннадцатого, пятнадцатого, двадцать второго, и двадцать третьего) смотреть не попытаюсь. Но начиная с советского телеспектакля семьдесят шестого видела все. Лучшее - сериал BBC-1998 с Наташей Литтл; фильм Миры Наир, снятый шестью годами позже, убог, при всей моей любви к Риз Уизерспун, но нынешний, сделанный английским ITV, спустя двадцать лет, весьма и весьма неплох.
Я бы даже сказала, хорош. Отменное попадание актеров в типажи. Такой и только такой могла быть Бекки. А добродетельная Эмма, которая обычно тускнеет на фоне подруги, плетется в облаке пыли от кавалькады ее поклонников унылой серой тенью, на сей раз замечательно живая, яркая и энергичная. Такое себе добро с маленькими сильными кулачками. И Клаудии Джесси удалось создать, редчайший в наше время любования злом, образ материализованной добродетели, которая служит наградой и утешением самой себе. Непонятно? Объясняю, смотрела фильм с дочерью, она только что прочла Vanity Fair в рамках учебного задания, впечатления от книги свежи. И она говорит: "Эмилия такая стадалица, это должно быть невыносимо, когда столько всего на тебя обрушивается". "Но ведь она любит, - отвечаю, она во всех своих отношениях в положении дающего, одаривающего. Даже тогда, когда ей, кажется, и дать уже нечего. А тот, кто дает - изначально богаче. Просто смотри на нее". И, право, посмотреть есть на что.
Прекрасны все. Джоз - ну конечно он, хвастливый трусоватый падкий на лесть толстун с золотым сердцем. Джордж - геройчик с говнецом. Добряк Доббин, самая нереальная, самая ходульная из романных фигур, здесь не только мил и обаятелен, но заставляет каким-то немыслимым образом поверить в возможность существования такого рыцаря в сверкающих доспехах. И Родон, ах, он моя любовь на все времена. Преданный (в обоих смыслах) муж, нежный отец и при этом носитель брутального обаяния, превосходящего мыслимые пределы. Об актерах на ролях старшего поколения персонажей нечего сказать, кроме того, что они идеальны. Рекомендую всем, кто любит роман.