majstavitskaja (majstavitskaja) wrote,
majstavitskaja
majstavitskaja

Category:

"Орфография" Дмитрий Быков


      «Бђло-сђрый блђдный бђс
      Убђжал поспђшно в лђс.
      Бђлкой по лђсу он бђгал,
      Рђдькой с хрђном пообђдал
      И за бђдный сђй обђд
      Дал обђт не дђлать бђд».

"Орфогрфию" Быкова любят все. Даже те, кто Быкова недолюбливает. а орфографии вовсе терпеть не может. Да и как не полюбить, когда эта книга-шарада вобрала в себя весь Серебряный век, персонажи которого зашифрованы по типу катаевского "Алмазного венца": любителям: интеллектуальной игры удовольствие разгадывать ассоциативную тайнопись; поклонникам российской изящной словесности начала века - радость встречи с любимыми персонажами. Как не полюбить. когда сквозная для русской литературы тема лишнего человека, воплотилась здесь с жестоким изяществом в реальное упразднении буквы, которая из детского прозвища героя перетекла в его литературный псевдоним.

  Как не полюбить, когда это "Щелкунчик", самая прекрасная и самая рождественская из сказок. Пусть разбитый, оплеванный и растоптанный мережковским Царством зверя, пусть безнадежно проигрывающий Мышиному королю, который здесь заматерел и дорос до крысиного, пусть Таню, здешнее воплощение Клары, увозит в Леденцовую страну (страну горьких леденцов) гусарский полковник, а сам герой вынужден отправиться в изгнание в Земли Белых медведей. Но чародей Дроссельмайер (Клингенмайер - Мастер Клинка в версии "Орфографии") всё здесь. И ненадолго соединенная ольмекская флейта издаст свой чистый низкий звук, как смутное обещание, что когда-нибудь найдется тот, кто сыграет на ней и уведет из Города всех крыс.

Это был верхний этаж, но у хорошей книги, а "Орфография" очень хороша, много уровней интерпретации. Для кого-то будет важно догадаться, что Чарнолусский - это Луначарский, Корабельников - Маяковский, а Грэм - Грин (ну право же, мило?). Другому интереснее погрузиться в атмосферу первых послереволюционных месяцев: голодно, холодно и никакой определенности в смысле будущего, но так интересно и воздух искрит атмосферным электричеством. Третий скажет, что французы, вон, ничего не дают менять в своей давно оторванной от жизни переусложненной орфографии и тем правы, а англичане, со своим несоответствием "пишется-слышится" вовсе возвели спеллинг в ранг отдельной отрасли мастерства и проводят по нему соревнования: а  немцы мудрят что-то со своим эсцетом (ß) - и вот вам результат, поток беженцев затапливает их с головой. Зачем, ну зачем в русском алфавите упраздняли еры и яти? Забыли, что ли, что в начале было слово? Может быть Бог и отвернулся от этой страны потому, что в новом написании не узнает очертаний ни одного из прежних слов!

  Кто-то больше запомнит как липкий ужас скручивает при появлении шафрановолицых темных, которые что-то такое делают с детьми, отчего дети перестают быть собой, становясь маленькими непостижимо жестокими звериками. Кого-то с неотвратимостью категорического императива притянет магнетизм "Живаго", над которым автор, по всегдашней нелюбви к роману, станет насмехаться, но это уже проросло в него, против воли сделало своей частью, как всякая гениальная книга делает  всякого талантивого чуткого человека, имевшего неосторожность подойти слишком близко. В здешних палестинах это история безнадежной любви и вечных невстреч Ятя и Тани, которая в финале гротескно отразится в драме Ашхарумовой-Барцева. Первый круг дантова ада, где влюбленные, уносимые вихрем, тянутся друг к другу, да так и не могут сомкнуть рук.  А кому-то будет до слез смешна сцена в синематографе, куда Борисоглебского отрядят читать пролетариям лекцию, а Льговский, спасая от класса-гегемона их обоих, вынужден будет изображать человека-оркестр и пляски народностей.


  А я больше всего благодарна роману и Дмитрию Львовичу за Грина. Он был одной из моих священных ран с тех пор, как в девицах прочла фрагмент воспоминаний о работе на якутских алмазных приисках. Тогда пропасть между блистающим миром гриновских книг и черным безнадежным убожеством реальной жизни, сильно оцарапала душу. Такое, корочкой возьмется и вроде не трогаешь. кажется подживает, а заденешь неострожно - кровит. Здесь он другой, свет предназначения и пути льется на него и нипочем не даст оступиться. И на нем, на самом зыбком, романтичном, неприспособленном, как на алмазном  стержне, держится мир. Вращаясь в правильном, что бы ни казалось досужему наблюдателю, направлении. И за то земной поклон автору. Аудиовариант отменно начитан Юрием Заборовским, чистая интонация и превосходный темп.
Tags: аудиокниги, русская литература
Subscribe

Recent Posts from This Journal

  • Post a new comment

    Error

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

  • 0 comments