"Мы бросаем семьи, заработок, привычный труд и с верою в помощь Божью имеем перед собой одну цель – служить народу до Страшного суда".
"Кровь моя холодна, холод ее лютей реки, промерзшей до дна. Я не люблю людей", - говорит человек, отринутый родиной; тот чьим именем хрестоматийно иллюстрируется максима "не читал, но осуждаю". Два противоположных по смыслу высказывания от двух людей, которых не должно бы сравнивать, так далеки они друг от друга: годы жизни, род деятельности (хотя Пепеляев грешил же стиховно, хм, именно грешил); национальность, вера в родину и свободу; степень прижизненного влияния и могущества, наконец. И однако же, сравнение словно само собой просится. Говоривший о лютом холоде своей крови и нелюбви к людям, сделал для родной словесности, коллективного бессознательного нации, для ментальности всех владеющих русским языком (даже и тех, кто не читал, но осуждает). сколько прекраснодушному мечтателю, готовому служить народу до Страшного суда, представиться не могло.
А чем запомнился Пепеляев? Ну, положа руку на сердце, кто из вас вообще знал что-нибудь об этом царском генерале? Тем более - возразят мне, - Нужно возвращать народу забытые имена его героев. А кто герой? Мальчишка, которому не достало возможностей реализовать мечты о доблести, о подвигах, о славе, одолеваемый "чувством желания пострадать"? Человек, который привел поверивших ему и пошедших за ним на мучительную смерть? Какому народу он собирался служить? Якутскому? Не вполне русский, не находите? Нет, мы интернационалисты спокон веку, кто бы спорил. но чукчи - это даже не балканские братья.
Или речь о якутском золоте и алмазах; северном пути в Америку; возможности создать Независимую Сибирь? Пепеляев был одним из виднейших сибирских областников своего времени. Ну, центробежные тенденции и всякое такое, вы понимаете. И тогда выбор его генералом от современной российской литературы в качестве героя, с последующим награждением романа двумя из двух наиболее престижных литературных премий - акт гражданского неповиновения. Этакая карманная фронда - все, кто есть кто-то, знают, о чем речь и посмеиваются над сатапами, а профанам и знать ничего не положено.
Без малого пятисотстраничная книга о Пепеляеве могла быть оправданной, если бы автор взял на себя труд серьезно подойти к исследовательской части. Однако стойкое ощущение. что основными источниками послужили папка из архива НКВД в совокупностями с воспоминаниями Строда, не покидает на всем протяжении чтения. Возможэно беллетристическая составляющая могла бы оживить дейстьвие и сделать этот труд хотя ,.s читаемым. тем более, что статья Вики о Леониде Юзефовиче недвусмысленно дает понять, что из него, буквально как из гоголевской шинели вышел весь цвет нынешней российской словесности: близкому другу Акунина Леонид Абрамович чуть не в советское время давал читать свой неопубликованный ретродетектив; а Пелевин так и вовсе признавался в личной беседе, что барон Унгерн из "Чапаева и Пустоты" навеян биографическим трудом старшего товарища.
Или речь о якутском золоте и алмазах; северном пути в Америку; возможности создать Независимую Сибирь? Пепеляев был одним из виднейших сибирских областников своего времени. Ну, центробежные тенденции и всякое такое, вы понимаете. И тогда выбор его генералом от современной российской литературы в качестве героя, с последующим награждением романа двумя из двух наиболее престижных литературных премий - акт гражданского неповиновения. Этакая карманная фронда - все, кто есть кто-то, знают, о чем речь и посмеиваются над сатапами, а профанам и знать ничего не положено.
Без малого пятисотстраничная книга о Пепеляеве могла быть оправданной, если бы автор взял на себя труд серьезно подойти к исследовательской части. Однако стойкое ощущение. что основными источниками послужили папка из архива НКВД в совокупностями с воспоминаниями Строда, не покидает на всем протяжении чтения. Возможэно беллетристическая составляющая могла бы оживить дейстьвие и сделать этот труд хотя ,.s читаемым. тем более, что статья Вики о Леониде Юзефовиче недвусмысленно дает понять, что из него, буквально как из гоголевской шинели вышел весь цвет нынешней российской словесности: близкому другу Акунина Леонид Абрамович чуть не в советское время давал читать свой неопубликованный ретродетектив; а Пелевин так и вовсе признавался в личной беседе, что барон Унгерн из "Чапаева и Пустоты" навеян биографическим трудом старшего товарища.
Но нет, написано местами зубодробительно скучно, а большей частью просто скверно. Беллетрестической составляющей здесь пренебрегают, не царское это дело. Единственное, что оживляет унылый пейзаж - противостояние Строд-Пепеляев в Сасыл-Сысыы, но там уж такой уровень естественного трагизма, что достаточно просто пересказать события сегодняшнему читателю, чтобы добиться выворачивающего душу эффекта. Что автор и делает более-менее связно. И что мы имеем в сухом остатке? Плохая книга, о которой всякий умствующий лукаво может с гордостью сказать: "Не читал, но одобряю"