"Коломяги, столько-то градусов" - каждое утро сообщал телефон всю неделю, что гостила у сына в Питере и каждый раз первой реакцией бывало удивление: какие Коломяги, почему не Петербург? В мегаполисе забортная температура может существенно отличаться по районам? И не знала о близости с Черной Речкой, а и знала бы - вряд ли связала с пушкинской дуэлью. Оказывается, все рядом и везли его, раненного, через Коломяги. Так говорит Тарловский, а оснований не верить ему у меня нет.
Писать о смерти Пушкина - русская поэтическая традиция, начиная со "Смерти Поэта" Лермонтова. Люблю "Он умел бумагу марать под треск свечки. Ему было, за что умирать у Черной речки" Окуджавы. Со школы помню: "И Пушкин падает в голубоватый колючий снег. Он знает, здесь конец" Багрицкого. С Багрицким дружил и на его смерть написал стихотворные мемуары "Веселый странник" Марк Тарловский.
Он был поэт, дружил с Олешей и Катаевым, гостил в коктебельском доме Волошина. Он был переводчик и переводы кормили его, потому что стихи признаны были критикой "непролетарскими" и даже (о, ужас!) близкими к поэтике Гумилева. Исполнял обязанности русского литературного секретаря Джамбула, а "Ленинградцы, дети мои" - это его строки. В сорок пятом написал "Оду на Победу", воспевающую Сталина, но, как бы сказать помягче - стилизованную под высокий штиль, каким бы мог написать Тредиаковский или Антиох Кантемир и сильно напоминающую о силлабического стихосложения. Результат убойный, тонкое издевательство, закамуфлированное под неумеренные восторги:
Писать о смерти Пушкина - русская поэтическая традиция, начиная со "Смерти Поэта" Лермонтова. Люблю "Он умел бумагу марать под треск свечки. Ему было, за что умирать у Черной речки" Окуджавы. Со школы помню: "И Пушкин падает в голубоватый колючий снег. Он знает, здесь конец" Багрицкого. С Багрицким дружил и на его смерть написал стихотворные мемуары "Веселый странник" Марк Тарловский.
Он был поэт, дружил с Олешей и Катаевым, гостил в коктебельском доме Волошина. Он был переводчик и переводы кормили его, потому что стихи признаны были критикой "непролетарскими" и даже (о, ужас!) близкими к поэтике Гумилева. Исполнял обязанности русского литературного секретаря Джамбула, а "Ленинградцы, дети мои" - это его строки. В сорок пятом написал "Оду на Победу", воспевающую Сталина, но, как бы сказать помягче - стилизованную под высокий штиль, каким бы мог написать Тредиаковский или Антиох Кантемир и сильно напоминающую о силлабического стихосложения. Результат убойный, тонкое издевательство, закамуфлированное под неумеренные восторги:
В дни оны сын Виссарионов
Изыдет ведать Росску ширь,
Дворцову младость лампионов,
Трикраты стужену Сибирь,
Дым самодвижных фаетонов
И тяготу оковных гирь,
Дабы, восстав на колеснице,
Викторны громы сжать в деснице.
Рассудку не простреться льзя ль
На дней Октябревых перуны?
Умер от гипертонического криза, упав на улице. Ах да, смертью поэта начинала, ею же и закончу. Я услышала вчера песню Ивана Дыховичного на стихотворение Тарловского "В Коломягах". Это было старое интервью, данное артистами Таганки болгарскому телевидению во время гастролей у братьев-славян. Я и не знала. что Дыховичный был актером этого легендарного театра. Теперь знаю. Делюсь.