И мой единственный отец-- Мой ум, мое к наукам рвенье, Мое перо.
Никаких человеческих сил не увидеть мысленным взором Терехову и Боярского при упоминании "Собаки на сене". И Джигарханяна, Проклову, Караченцова, Игоря Дмитриева ("Что толку в этих молодых мужчинах? Скажу я сам себе наедине. Видней мужская красота в морщинах. И в седине, и в седине, и в се-ди-не!"), Зинаиду Шарко. И не услышать внутренним слухом музыки Геннадия Гладкова. Такое у шедевров свойство - изначально вобрав лучшее, продолжать встраивать в себя энергии, обращенные поклонниками на всем протяжении существования - превращаться в артефакт более даже магического, чем реального свойства. Фильм Яна Фрида - шедевр, за сорок лет ставший артефактом и не утративший очарования.
Но все-таки было ведь что-то изначальное: основа на какой возник; зерно, из которого вырос - пьеса Феликса Лопе де Вега и Карпио, более известного нам как Лопе де Вега. Это XVI-XVII (первая треть) века, господа. У нас Иван Грозный топит в крови новгородское вече и первые русско-шведские войны за ливонское наследство. Какая тут любовь? Какие изящные искусства? О каких сложно-изощренных, выросших из интеллектуальной близости, подстегнувших себя эпистолярным романом с активным использованием эзопова языка и участием анонимных "подруг в затруднительном положении" - о каких отношениях может идти речь?
А у него рассказывается об этом и трогает до глубины души четыре столетия. Такой уж это был драматург. больше 2000 (!) пьес - столько написал на протяжении жизни, до наших дней дошли 426, из которых знаем "Собаку на сене" да "Учителя танцев" - спасибо фильмам. А кроме пьес? Десятилетним перевел с латыни поэму Клавдиана, получил известность, как автор романсов, написал ряд романов, участвовал в экспедиции Непобедимой армады, работал секретарем герцогов Альбы и Лемосского, похоронил двух жен (в которых был страстно влюблен, что не мешало иметь официальных любовниц), пережил детей и помянутых возлюбленных, сделался добровольным слугой инквизиции. Судьба, достойная стать сюжетом для авантюрного романа.
И что, скажешь хорошо: столько всего успеть, а известным быть в далекой варварской стране, благодаря такому виду искусства, о каком и помыслить не мог, когда писал свою пьесу? Конечно да, четыре века! И столетья уносит в воронку, и величья проходят как сны, а мы все наслаждаемся его филигранным плетением. Не просто хорошо. Счастье.