Колода тасуется причудливо, иначе как объяснить нежную привязанность к прозе одного писателя в сочетании с совершенной неприязнью к его поэзии. Так случилось с Брюсовым, чей "Огненный ангел" некоторый промежуток юности читался у меня по кругу: до конца и снова к началу. Но стихов Валерия Яковлевича, как ни старалась, понять и полюбить не сумела. С Федором Сологубом в точности наоборот. Прочла "Мелкого беса" в юности, тоскливо сжималась от омерзения к герою и так же тоскливо безнадежно осуждала себя за неумение не поддаться волнам больной эротики, исходившей от текста.
Закончив, постаралась забыть. Преуспела (как самой казалось до сегодняшнего утра); единственным воспоминанием о романе, которым позволила себе пользоваться, оставив Недотыкомку. Но вот наткнулась сегодня на "Заклинание" и снова поразилась хтонической силе, которой умел напитывать свои слова этот человек. В стихах много от "Скрипки" Гумилева, с той разницей, что "Скрипка" - порыв мятежного ангела с перебитыми крыльями вверх, к свету, а сологубовские стихи как размеренное и неотвратимое погружение в тихие омуты.
Темная глубинная сила. Не враждебная человеку и не дружественная. Изначальная. Не пытайся играть в эти игры, если не готов пожертвовать ей всем, что тебе дорого, но коли решился - будь готов идти до конца. И я понимаю, что не любя прозы Сологуба, без ума от его стихов. Как причудливо тасуется колода.
Нет словам переговора, Нет словам недоговора. Крепки, лепки навсегда, Приговоры-заклинанья Крепче крепкого страданья, Лепче страха и стыда. Ты измерь, и будет мерно, Ты поверь, и будет верно, И окрепнешь, и пойдёшь В путь истомный, в путь бесследный, В путь, от века заповедный. Всё, что ищешь, там найдёшь. Слово крепко, слово свято, Только знай, что нет возврата С заповедного пути. Коль пошёл, не возвращайся, С тем, что любо, распрощайся, — До конца тебе идти. Заклинаньем обречённый, Вещей деве обручённый, Вдался слову ты в полон. Не жалей о том, что было В прежней жизни сердцу мило, Что истаяло, как сон. Ты просил себе сокровищ У безжалостных чудовищ, Заклинающих слова, И в минуту роковую Взяли плату дорогую, Взяли всё, чем жизнь жива. Не жалей о ласках милой. Ты владеешь высшей силой, Высшей властью облечён. Что живым сердцам отрада, Сердцу мёртвому не надо. Плачь, не плачь, ты обречён. 19 января 1922 года