Крошечные стрекозы, крошечные кузнечики, крошечные лемуры и прочая милая мелюзга заселяет страницы книги так плотно, что диву даешься, как на них умудряются поместиться персонажи. Среди которых Роковая Красавица (до которой героине как до Луны пешком); Миллиардер, Стерва, Тряпка, Следак и Простак, Деревенский Дурачок (совсем не то же, что последний),парочка Клинических Идиотов (не путать с последним и предпоследним). И, разумеется, сама Героиня - нам ведь надо смотреть на происходящее чьими-то глазами.
А еще непременным атрибутом книг моей любимой писательницы - артефакт неимоверной ценности и прямо-таки роковых свойств: если уж не послужит прямой побудительной причиной происходящего, то косвенную роль непременно сыграет. Платова любит предметный мир и виртуозно умеет с ним обращаться, мир предметов и вещей платит ей тем же. Никому до сих пор, даже Бальзаку с его "Шагреневой кожей", даже Уилки Коллинзу с его "Лунным камнем", даже Стивенсону с его "Алмазом раджи" вещи не раскрывали себя так нежно, ярко и яростно.
Единственное, с чем можно соотнести предметный мир Виктории Платовой - "Необходимые вещи" Кинга, нечто, обладание чем наполняет тебя силой и счастьем, раскрывает доселе дремавшие свойства, дарит удачу и приносит успех. Связь с ним сродни симбиозу - оторвать можно только с твоей живой плотью. Но без инфернальности кинговых вещей, у Платовой они не демоны и не боги - мелкая нечисть, материализация городских легенд, наделяющих создания искусственной природы волшебными свойствами. Умение удивительное и ценное в век гаджетов и виртуальных денег.
Эргрегор второго дома астрологии, иначе называющегося домом движимого имущества, должен быть благодарен писательнице. Впрочем, именно этим романом она отступает от привычного антуража. Здешний предмет немыслимой ценности относится к категории имущества недвижимого, а за него отвечает совсем другой дом астрологии - четвертый. Тот же, который за материнство и родину (космополит Платова до сих пор не давала повода заподозрить себя в чрезмерной любви к родным осинам). Может быть потому обаяния в нем много меньше, а пугающего больше, чем привычно в предметном мире ее книг?
Так или иначе, страшного здесь много. Не того свойства, как любимый автором нуар французского кинематографа, скорее интернациональная готика, таинственная, тяготеющая к скелетам в шкафах, леденящая кровь. Дано: на оглашение бабкиного завещания съезжаются внуки из разных городов бывшего Советского Союза. Они не виделись двадцать лет после одного, проведенного здесь лета, в которое случилось что-то страшное. А еще прежде, в детстве родителей этих сегодняшних уже не детей, произошло нечто, что навсегда вычеркнуло из семейной памяти самого старшего и самую младшую.
Обе истории: двадцати- и сорокалетней давности туго переплетутся и подарят читателю гремучую смесь радости и боли, неуверенности и вражды, симпатий и страхов. А еще первой любви. И я не помню, чтобы ее томительная нежность прежде оживала в книгах Виктории так зримо и вещественно. Взрослые страсти - да, но трепещущая стрекозьими крылышками влюбленность девочки в лучшего человека на свете, такого у Платовой не бывало. Что ж, она Мастер. Браво!