Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придет конец.
"Обыкновеное чудо" Шварц.
Что происходит, когда встречаются двое, кому назначено полюбить друг друга? Можно с точностью до десятитысячной милиграмма выделить состав энзимов и феромонов, которые выработает организм каждого, можно объединить в сложный коктейль и рассмотреть его отдельно; можно подвести под отношения высокоумный философский базис, а можно ограничиться биологической целесообразностью и основным инстинктом. Можно рассматривать с позиций Фрейда и Юнга, говорить о комплексах и архетипах, а можно довериться старой доброй астрологии и поискать синастрических соответствий. Все это постфактум, когда и если магия любви уже случилась.
Потому что нет любовного зелья такой силы, которая заставила бы двоих полюбить друг друга. А что есть? Тепло руки и поворот головы; то, как она, едва заметно, тянет гласные и запах его одеколона, смешанный с запахом его сигарет. И взгляд: глаза в глаза; и танец - только для них двоих; и дурацкая рассказка про то, как зверики собрались на его похороны "и были бобры, настолько добры, что один для сердца мне дырку прогрыз..." И ненужным становится хитроумный арсенал соблазна: корзины пармских фиалок специальным ерапланом из Парижу; заказ дезабилье у куртуазного кутюрье; первое издание ронсаровых "Эклог" в резном ларце ливанского кедра.
А впрочем, пусть остается - любви и красоты слишком много не бывает. Нет, цветок и на свалке может расцвести, и через асфальт пробиться, но лучше ему в оранжерее - антураж более подходящий. Со специальной подкормкой, подсветкой и температурным режимом. Что говорите? Ненатурально? Ах, оставьте эти глупости, пусть простонародье потребляет натурпродукт, у подлинной любви все изысканно и утонченно, грубые материи не должны ее касаться. Вот как-то так...
Она красавица богачка аристократка из старой женевской аристократии (а это элита элит, кто понимает). Он красавец, богач, дипломат, аристократ (н-ну из древнего иудейского рода, а это, чтоб вы знали, покруче любой европейской элиты). Они встретились на приеме у бразильского посла (не в привокзальном же буфете им было встречаться) и взгляд его зацепился-повис за изгиб ее ресниц. А потом он, нет, только представьте, проник в ее дом, и пока принимала ванну, переоделся старым беззубым евреем. В таком виде, осмелившись молить ее о любви. А она швырнула в него стаканом, подбив глаз и после он ходил в черном монокле - адмирал Нельсон эпохи постмодерна.
Все так ярко начиналось. Зачем, ну зачем в следующие два года собственной жизни и семь сотен страниц читательской, два вивисектора потрошат плоть своей любви, осторожно извлекая еще живой через малое отверстие, заменяя кровь формалином, выбеливая и нарумянивая. Почему вы не дали ей просто жить, для чего превратили в кадавра?
Не бывает любви впрок и консервированной любви, она может быть только живой. Неуклюжей и неприглядной в каких-то проявлениях, вроде изжоги, которая разыгралась у него от твоего борща или смеси амбре перегара и грязных носков, которым он наградит тебя на целую ночь после дружеских посиделок в гараже. С разборками и даже скандалами на тему, куда поехать отдыхать летом, в какой цвет выкрасить дверь и что нужнее семье; пианино для ребенка или поменять машину.
Это некрасиво, но это жизнь. То, что сделали из своей любви Ариадна и Солаль - красивая смерть. У Джека Лондона есть рассказ о двух безумцах, вознамерившихся обмануть богов: любовь умирает, пресытившись, мы не дадим ей такой возможности, не утолим страсти и будем любить вечно. Герои Коэна поступают с точностью до наоборот - утоляют всеми возможными способами, только боги всегда смеются последними, так уж устроен этот мир. И что, нет выхода? Отчего же, есть. Просто жить и быть благодарным за любовь. Помня, что жизнь всегда длиннее любви, но иногда бывает короче дружбы.