Что за странная обложка у этой книги: куча народу взгромоздилась на спину черного носорога, которого ведет в поводу непонятного вида фрик. Все на жизнерадостно-желтом фоне, одновременно наводящем на ассоциации с ярким солнечным днем и дурдомом. А это любимая книжка моего детства. И читала ее не раз, не два, а может быть раз двадцать. По сей день пребывая в убеждении, что лучшей книги для детей на свете быть не может. А обложка - это шедевр, художественная ценность которого в моем личном рейтинге сопоставима с творениями Лукаса Кранаха младшего, не в пользу последнего.
Эта книга попала к мне, когда страшно болезненная (читай - профессиональный школьный косарь) девочка была отправлена на зимние каникулы к бабушке с тем, чтобы совместить их с -Та-дамм!- курсом укрепляющих иммунитет витаминов B2 и B6 для вящей радости дополненных аскорбинкой, все внутримышечно. Соседкой бабушки по лестничной площадке была медсестра, которая выступала на тех кошмарных каникулах в качестве экзекутора. Кажется к исходу третьего или четвертого дня я уже вполне прониклась отвращением к собственному несознательному поведению. И даже давала себе зароки не обманывать больше старших мнимыми болезнями.
И тут нашла ее. С замусоленной обложкой и растрепанными до последней степени (как это было в советское время только у самых лучших, сотнями неаккуратных рук терзанных книг) страницами. Первые два десятка отсутствовали, но форзац был. С замшелыми для меня тогдашней выходными данными: 1959 год,Детгиз (всегда ассоциировавшийся с каким-то киргизом и заодно уж монголом). Это была волшебная книга. Она за пару минут перенесла в далекую Бразилию, где зрела жабутикаба, где рыбий принц разговаривал и наносил визиты простому доброму семейству.
Где жила славная девочка Носишка, так похожая на меня. И ее любимый двоюродный брат, с которым интереснее и веселее всего на свете, но он так редко приезжает. Тоже как у меня. А вот куклы по имени Эмилия (задолго до Павла Воли объяснившей смысл определения "гламурный подонок" с гендерной поправкой) у меня не было. И говорящего поросенка Рабико и Графа (профессор Паганель нашего королевства), сделанного из кукурузного початка и периодически заплесневающего, но такого умницы, тоже не было. А книга была.
И она читалась безостановочно пару лет, варварски заклеенная остро дефицитным тогда скотчем. Заучиваясь почти наизусть. Пока не пришло время популярных среди девичьей элиты нашего класса "Молодых годов Генриха IV". Но и тогда еще к "Ордену" украдкой возвращалась.
В этой книге, знаете, такая настоящая дружба без различия классов и сословий. И подлинное уважение каждого ко всем, а всех к каждому. Такой коллективизм, который будет нормой в наступающей эпохе Водолея и какого никак не удавалось добиться нашим доморощенным Макаренко и Песталоцци в условиях советской школы. Которую я продолжала зверски прогуливать, сказываясь больной, с Монтейру Лобату
безжалостно исколотая задница уже и не так болела. Раскаяние прошло.