Учу датский язык, а кто у них есть, кроме Андерсена? Оказалось - много, Карен Бликсен, например. "Семь фантастических историй", название какое завлекательное, посмотреть, что ли? Открываю наугад "Прощальный дар". Новелла, вложенная в другую, окаймленная третьей и насквозь прошитая четвертой. Нет общих персонажей, время и место действия не совпадают, но странного рода внутреннее родство стягивает все. Механическое соединением оборачивается живым организмом. Облеченным в плоть и кровь, потрясающей красоты скелетом.
Не оговорилась. Не знаю, как точнее сформулировать, но внимание к костям, умение видеть красоту и правильность, и удивительную соразмерность в той части человеческого существа, которая привычно воспринимается, как уродливая и отталкивающая - это черта датского менталитета. Везде, начиная с народной песни о дивной арфе из костей и волос молодой утопленницы, сказок Андерсена, заканчивая фильмами фон Триера - тема развоплощения и обратного воплощения. Выйти из плоти и вновь облечься ею, отныне зная - в тебе нет, не может быть недостойного любви и восхищения.
Привыкшая мыслить в категориях и терминах астрологии, назвала бы это соединением Сатурна и Венеры в Весах. Экзальтирующая, лучшие из своих качеств проявляющая планета жесткого структурирования в гостях у воплощенной красоты и любви, в доме гармонии и равновесия. Философия Кьеркегора, причудливо соединяющая череду смертных страхов с эстетикой, не противоречит. Но я отклонилась. Итак, "Прощальный дар". В сердцевине сложносплетенного венка - история юноши, преамбулу которой лучше оставить за рамками. Довольно того, что он пережил сильное потрясение и крушение любви.
Молод, богат, хорош собой, родовит и занят на дипломатической службе. К тому же, до сего вечера был счастливым любовником одной из самых блистательных парижских львиц. Он сидит на бульваре под дождем, ему скверно и в этот момент подходит молодая, ярко накрашенная очень пьяная девушка. Уличная проститутка, без сомнения, да он и не глядит на нее. То есть, не глядит внимательно, но и беглого взгляда достаточно, чтобы разглядеть за ярким гримом свежую прелесть. Буркнув что-то, встает, идет к своей квартире - девушка за ним. "Все это было ничуть не похоже на обычное уличное приставание. Она выглядела, как человек, пустившийся в опасное приключение, либо оберегающий важный секрет".
На квартире герой вынимает насквозь промокшую спутницу из сложного наряда с турнюром и корсетом на китовом усе "после которого тело похоже на опоясанное венком роз", они ужинают холодными закусками с шампанским, оставленными с вечера слугой, потом она - подлинное совершенство без единого изъяна, берет гитару и поет две песни. Одну кафешантанную и еще одну, странно печальную на незнакомом языке. А после случается, чего не может не случиться при подобных обстоятельствах и да, она невинна. Проснувшись, рассказчик видит полностью одетую в роскошно-убогие тряпочки гостью, которая серьезно говорит: "Дайте мне двадцать франков. Она сказала,... Мари сказала, что я должна принести двадцать франков".
И он достает деньги, со странным чувством, что сам накликал потерю, допустив мысль, что несметное сокровище найдено под ногами и чем же придется заплатить? Натали (так ее звали) уходит, больше они не встречаются. Долгие поиски оказались пустыми. Только вот... лет пятнадцать после того, будучи в гостях у приятеля художника, хозяин показывает гостю "прекраснейшую вещь, которая есть у него". Череп молодой женщины.
"Я держал в руках череп, разглядывал широкий низкий лоб, ясную, благородную линию подбородка, глубокие, четкие глазницы, и вдруг я понял, что мне знакомы эти черты. Сияла в свете лампы белая кость — такой чистотой, благородством. И от нее веяло покоем. На минуту я перенесся в мою комнату на площади Франсуа Первого, с тяжелыми опущенными шторами, дождливой ночью, пятнадцать лет назад."
Вот как-то так. Я немолода теперь и многое научилась понимать иначе, чем принято в локально очерченном "моем круге" или тотально в обществе. Сатурн - не только жесткие структуры, но и время. Время, которым распоряжаешься правильно, работает на тебя. Как и случилось с Карен Бликстен, к которой признание пришло после шестидесяти лет.
Comments