Нередко приходится делать над
собой усилие, чтобы приступить к книге, особенно если она рекомендована людьми, чьи
вкусы, по тайному убеждению юного читателя, скучны и старомодны, но если такое усилие
все-таки делается, оно будет вознаграждено сполна.
В.В.Набоков "Лекции по зарубежной литературе".
В.В.Набоков "Лекции по зарубежной литературе".
Книгам нужны читатели. Не в усредненном смысле: "Раз есть голова - значит можно рубить". И не в утилитарном: зачем-то же написано, пущай ужо кто-то прочтет. А в том, что книги - это миры. И снова не в значении, вынесенном в заголовки книжных серий: "Миры Клиффорда Саймака", "Миры братьев Стругацких". Вовсе не обязательно всякая фантастическая, сколь бы объемной ни была, создает собой мир. Напротив, он может быть создан небольшим рассказом реалистического содержания, где в центре внимания - поступки одного-двух героев в не прописанном, за исключением некоторых деталей, внешнем антураже.
Текст (я о настоящих) начинает влиять на пространственно-временной континуум в самый момент своего написания. Он просто есть и несет в себе определенную энергетику, независимо от того, ляжет в стол творца, выйдет солидным томиком в кожаном переплете и с золотым обрезом или разлетится миллионными репостами в сети. Лучше два последних варианта, они увеличивают шанс на встречу с читателем, хотя не гарантируют ее, как ни парадоксально. Копипастить можно, не читая (или читать, видя лишь то, что изначально было в тебе и оставаясь слепоглухонемым к тому, что составляет подлинное содержание). И красивый томик поставить на полку, проглядев по диагонали.
Джойсова "Улисса" не читают. Он - тяжелая артиллерия мировой филологии в борьбе с профанами. Буде кто зарвется и возжелает сравняться: А вот почитайте-ка! Страшно? А мы еще в универе проходили. Пораженный величием просвещенного оппонента, дерзкий уползает умирать под плинтус, где и мечтает быть похороненным впоследствие. Скромненько, без военных оркестров и орудийных залпов. Собственно - орудие уже выстрелило.
Я на филфаке до Джойса не доучилась и тоже не взялась бы, когда бы не Набоков с его "Лекциями по зарубежжной литературе", которые сейчас читаю. Заключительная часть посвящена "Улиссу": Рискнуть что ли? - подумала. И взялась. Н-ну что вам сказать, господа, это оказалось не так страшно. Полагаю - надолго, не то чтение, которое проглатываешь, не имея сил оторваться. Что с того? Дорогу осилит идущий, а путь в тысячу ли начинается с первого шага. Первая часть тяжеловата, право, усилиями по внедрению. Сопли, гной, треснувшее зеркальце прислуги, раздутые трупы утопленника в море и пса на пляже, черная желчь, которой перед смертью рвет мать Стивена. И сам он, вызывающий искренний восторг ученностию, но отвращающий, sorry, свинством. "Ирландию омывает Гольфстрим" - потрясающий афоризм, но мыться раз в полгода - воля ваша, нехорошо.
Блум - вот, кто тут мой. Чистюля, ах с этим дурацким куском цитронового мыла в размокшей прилипшей бумажжной обертке. И он влюблен до сих пор в свою Моллиган, как мальчишка. Завтрак ей в постель носит, поди ж ты. А у них старшей дочери пятнадцать и она уже проводит каникулы вдали от семьи. И он любит всякого рода субпродукты, Вика вот пишет, что в Блумсдей (16 июня) ирландцы едят блюда из романа: бараньи почки, бутерброд с итальянским сыром. Почка была свиная, он остановился на той лавочке, где можно было купить свежую свиную почку и забрал последнюю за четыре пенни. Просто я женщина и знаю, что свинина готовится быстрее баранины, но это так, мелочи.
И он так-кой женолюб, никакой возможности не упустит полюбоваться прелестями нашей сестры. Будь то толстая задница служанки или краешек лодыжки леди в белом шелковом чулке, приоткрывшийся, когда садится в трамвай. И он постоянно каламбурит сам с собой в своей голове. И непрестанно прокручивает комбинации, занимающие всякого думающего человека: "как можно разбогатеть настолько, чтобы не думать о деньгах вовсе". Приходя к выводу - а никак! И совершенно по этому поводу не убиваясь.
И он мысленно доводит всякую ситуацию до абсурда, оставаясь внешне спокойным, любезным и чуть отстраненным. И он все время оценивает людей, события и ситуации, давая убийственно точные характеристики. И бедные животины, которых встречает на пути. Будь то домашняя кошка, пес отца Атос, лошади, впряженные в экипаж. Он не умиляется в "мимимишечном" стиле, принятом сегодня к обращению. Он просто начисто лишен жестокости по отношению к ним.
Что она Блуму? Что ей Блум? Поди разбери. Н-ну, может быть я именно тот читатель, какой был ему нужен?