Во дворце. Нет, скорее в замке. Аккуратный , как игрушечный. Картинка перед глазами, когда думаю об этом месте - небольшой, с декоративной крепостной стеной и подъемным мостом к воротам, но без рва. Он ни к чему здесь, замок на скале. Такое, к автономности не имеющее отношения, архитектурное излишество. Ни надворных построек не уместишь, ни служб. В случае же вражеского, упаси Боже, вторжения, какой уж там укрыть в спасительной твердыне крестьян с чадами и домочадцами и скотом. Однако Замок.
Я на роли не то гувернантки (только детей не вижу и не помню), не то экономки, не то компаньонки или чтицы при старой вдовствующей графине. Она родственница хозяев. Да, скорее последнее. Бывает очень одиноко в этом месте и грустно, и поговорить не с кем, зависимое положение угнетает. Оставила бы службу, но куда я пойду? Кому нужна, где и с кем будет лучше? А здесь именно, что необходима. Еще и потому, что важное что-то во мне раскрыться только тут сумеет, что - не знаю, чувствую. Так и живу потихоньку серой мышкой без радости особой и без страданий.
А жизнь. меж тем, бьет здесь ключом. Король (?), а фиг его знает, почему король, мы не пересекаемся, вотр мажести так же далек от меня, как если бы восседал на сверкающем троне в столице, а мы с тетушкой его жили в самой провинциальной из провинций. Придворные, замковая челядь. Эта вездесущая братия все собой заполняет, их шуточки, забавы и заботы, радости и беды вливаюются и в меня. Стараюсь держать дистанцию и не втягиваться в отношения, не принимать слишком близко, но невольно оказываюсь конфиденткой одной, советчицей другого, сочувствующей и понимающей слушательницей третьего.
Люди эти незамысловаты, шутки их грубы, ум маленький и неразвитый, но для той жизни. какую ведут, довольно его. А другой им и не надо, хотя бы даже ворчали и недовольство барским помыканием высказывали. Что до публики почище, сама не стремлюсь в их общество, в него и не зазывают. Там все то же самое, разве чуть поотесаннее, чуть больше внешнего лоска, но и подлой изворотливости добавляется, стремления приподняться повыше, потоптавшись на чьей-то голове, привычки интриговать по любому, яйца выеденного не стоящему, повода. Хотя время от времени и из этих кого-то прибивает к моему берегу. Тут слово, там удачная ответная реплика или обмен понимающими взглядами, или невольная улыбка реакцией на чью-то совсем уж сокрушительную тупость - ниточки протягиваются.
Так и катится жизнь. И вот в замке праздник, суета, особая чуть головокружительная неразбериха, вызываюсь помочь с украшением бальной залы. Венки, гирлянды, мне достается развешивать ажурные драпировки по стенам. Кружевные, отчего-то ярко-розовые. Поначалу смотрятся простовато, но на стене преображаются, создавая эффект изысканно роскошный. Вожусь потихоньку, ни о чем не думая, не страдая, что не мне на завтрешнем балу танцевать в сверкающей диадеме и не за мной сюда принц на белом коне примчится. Вообще-то, предвкушаю, с каким удовольствием проведу вечер в обществе книги и вазочки творожных профитролей (мне их пообещал замковый кондитер - да у нас и кондитер есть, не только повар!)
И вдруг слышу "С праздником, маленькая Ариэль, здесь все полюбили тебя", произнесенное глубоким низким голосом негромко, но так. что не услышать невозможно. Королевским, м-мать, голосом. Это так удивительно и тупо (потому что идея назвать диснеевскую русалочку этим именем всегда казалась отмеченной тем же уровнем дурновкусия, что и красный бюстгальтер на ней. Но есть еще ведь беляевский Ариэль, которого не помню, а помню хорошо другого летающего парня Друда из "Блистающего мира" Грина. И если вы думаете, что во сне все эти мысли не могут молниеносно пронестись в голове, вы глубоко ошибаетесь. Потому что у меня пронеслись же), и одновременно трогательно до слез.
И еще я думаю: Как так случилось, что король меня знает? И еще: Ну и дурацкое все-таки у меня имечко! И я начинаю плакать от чуйств-с. Правда. Та-кой славный сон.