Даже и не помню, когда началось. Хотя, отчего же, помню. Был у меня приятель (но это к слову) поражавший глубиной и охватом эрудиции. Всегда восхищалась этим в людях. - Откуда ты, спросила как-то, - Такой умный взялся? - В тюрьме сидел, там все книжки читают. Делать-то все равно нечего. Так и не узнала никогда, правдой то было или стебом. Но вот, что в советских детской больницах нечем, кроме чтения, заняться было, чистая правда. Нет, мы еще гномиков вызывали и с прелестями спиритизма именно там впервые спозналась. Но то локальные были темы. А в основное время - только читать.
Меня на месяц-два каждый год законопачивали. И лет в восемь-девять в одной из, попалась толстая, до последней степени размахренная книга без обложки и без полутора десятков страниц начала. О разведчике. Ну да, он был почти как Штирлиц, но неженатый, понимаете? В Штирлица с пяти лет была влюблена, но то было как-то глубинно безнадежно. А тут та-акой герой. И моложе. Дело во Франции происходит и в ходе выполнения задания он влюбится во французскую партизанку маки, потом девушка погибнет. Море слез. Но! Была в романе еще одна , героиней язык не повернется назвать.
Матильда отчего-то просится имя. Она пыталась охмурить нашего Генриха, который, конечно, блестящий офицер вермахта (картинки, хотя и монохромные, представляли моего героя во всем блеске истинной арийскости и он был загляденье, до чего хорош. Так вот, немецкая дамочка, домогавшаяся моего героя, была надзирательницей лагеря. И лично издевалась над девушками заключенными. Вот три эти вещи лучше всего и запомнила: свой благоговейный восторг перед разведчиком; боль лавстори и мерзейшее наслаждение, мелькавшее на лице эсэсовки, хлеставшей плетью заключенных.
Ах да, книга "И один в поле воин " называлась, я потом нашла мелким шрифтом поперек основного направления текста у корешка. Тогда впервые высветилась беспощадно ясно: невыносимая порочность абсолютной власти одного над другим. Когда человек низводится не до состояния вещи даже - расходного материала. И неуместность сексуального подтекста для подобной ситуации, как бы он ни просился. Как заманчиво ни было бы пристегнуть его. Гадину, лицо которой искажала гримаса наслаждения во время самоличных истязаний узниц, хотелось только пристрелить, как бешеную собаку. А вся ее внешняя привлекательность переставала иметь значение.
Это потом всегда будет. И подростком во время истерики, накрывшей при просмотре "Мертвого сезона" с Банионисом. Когда начались невыносимые кадры хроники концлагерей. Маму попросила тогда: Давай выключим. - Не нравится - не смотри, она ответила. А я, стала чудовищно косноязычна и не могла объяснить, что нельзя, чтобы такое входило в дом, даже трехминутным фрагментом художественного фильма. В этом нет человеческого и оно отравит пространство нашего дома, и необходимо перекрыть.
Как зомби двинулась тогда к телевизору, а мама - женщина властная и куда крупнее субтильной меня. Не отрываясь от просмотра, двинула рукой в сторону - на тот же диван, где сидела, отлетела я. В этот момент показывали скрюченные, совершенно обезвоженные и истощенные тела, больше напоминающие сухие деревяшки. Они набросаны были навалом, вот как хворост или валежник. И наци в кадре поддел одного такого пальцем в перчатке за локоть, и приподнял целиком, так и не распрямившегося. И дальше могла только зажмуриться и визжать на одной ноте.
В прошлом году перечитывала "Бойню №5" Воннегута, странно, что из первого раза не помнила этого отрывка, я много успела перезабыть из читанного прежде или просто невнимательна была. Не в этот раз. Примерно то же ощущение испытала, когда военнопленных, которых везли зимой без еды и одежды в товарных вагонах больше недели, сгружают у ворот лагеря. Слова писателя о человеческой массе, низведенной до жидкого состояния, словно клапан какой-то в душе открыли. И та боль, которую тридцать лет держала в ней после людей-хвороста, пролилась наконец нормальными слезами. Долгими.
Был еще "Выбор Софи" Стайрона, но то слишком объемная для меня тема, чтобы пытаться впихнуть ее в рамки поста на страничку. Промолчу уж. И была "Обитель" Прилепина, которую тоже не хочется здесь затрагивать - не уместится книга, не впихнется. Разве упомянуть,что в обоих случаях на положении пленников оказываются внешне привлекательные, образованием, воспитанием, уровнем самоощущения, превосходящие других, люди. И в обоих сексуальность умирает ровно тогда, когда становятся расходным материалом.
И все же. к "Ночному портье". Зря боялась. Фильм показался пустым и плоским после того, о чем вспоминала сейчас. Это не вина его, по-своему хорош и Лилиана Кавани затронула одной из первых такие пласты тем, каких кинематограф не решался до нее коснуться. Смелая зрелая, убеждена - привлекательная женщина. Респект ей. И некоторые сцены выглядели куда, как интересными. Н-но, что-то глубоко внутри меня не верит в возможность такого возвращения. Человек может поддаться обстоятельствам, в поисках тепла и ласки. И раскрыться навстречу тому, кто поставлен мучить его. Может даже вспоминать переживания того времени, как самые острую сексуальные моменты. Но вернуться не захочет ни-ког-да.