В той книге моного змеиных впечатлений. Чего стоят корзины, заполненные свившимися клубком тварями. Или те, что расползлись по комнате. Или сброшенная с моста в автомобиль старушки. Нет, не весь тамошний страх от змей. Давящий липкий ужас, когда Хэрриет понимает, что ее узнали в похоронном бюро. И сцена преследования по чужим огородам с прятками в гараже. По сравнению с этим даже финал водяного резервуара не так жуток.
Но отчего-то главным воспоминанием о романе стало другое. Сон девочки, в котором она - Гудини и нужно освободиться из куска льда, куда вморожена. Небольшой, на пару страниц текста, эпизод. А ощущения и сегодня, спустя два года, живые. Голубоватая прозрачность глыбы, толчки крови и особый, напоминающий звук от приложенной к уху морской раковины, шум. И поверх всего - пробирающий до костей холод, словно бы еще усиленный иммобильностью.
Сразу за "Маленьким другом" "Тайная история". А могло быть иначе? И впечатлений море. На всех уровнях. Но самое яркое - Ричард, замерзающий насмерть во время рождественских каникул. В этом что-то, впрямь, инфернальное. Случилось как-то летом вспомнить ту часть романа и явственно услышала журчание ручья, над которым "висела" его мансарда, увидела маленький сугробик, что наметало к утру на полу. Газеты, ими пытаешься утеплиться, прокладывая под одеждой. И зуб на зуб не попадает. Это в летнюю жару.
Сейчас "Щегол". Самое начало. И уже в прологе снова холод. Повзрослевший герой переживает одинокую зиму в рождественском (опять неуютное Рождество!) Амстердаме, вспоминая трагичные события своего отрочества. Гостиничный номер, явно не из бедных и по всему должно ему быть комфортно в респектабельнй европейской столице. А вот поди ж ты. И маешься ознобом, назойливым, как зубная боль и таким же неизбывным. И задаешься вопросом: отчего писательнице так удается холод?
Ответ приходит скоро. Дальше описание взрыва в музее. Строгая стройность чопорных залов, обращенная в дымящиеся груды обломков, припорошеных известковой пылью. Тактильность неприятных на ощупь, шороховатых, острых, норовящих поранить предметов. Давление, которое они создают даже и в состоянии неустойчивого временного равновесия. Тяжелый страх, что в любую следующую минуту незначительный привходящий фактор нарушит его и все это придавит уже насмерть.
Все Сатурн. Весь ассоциативный ряд его. Холод, одиночество, страх, боль, давление. Донна Тартт очень сатурнианская писательница. Боже, ну отчего сразу было не посмотреть в Вике дату рождения? Конечно, 23 декабря, самое начало Козерога. И кроме Солнца в него наверняка попадут Меркурий с Венерой. А это уже стеллиум. Но с картой можно и позже свериться. Так-то дети, и кто до сих пор утверждает, что астрология - лженаука? Ах, да, Сатурн - это медлительность, отсрочки и задержки. Тартт очень медленно пишет. Но написанное ею - совершенство. Сатурн - еще и тщательная шлифовка. Ах да-да, змея - самое сатурнианское из животных..