Так вот, первую в моей жизни сказку Пушкина читали вслух именно там. "О мертвой царевне и семи богатырях". И все понятно. То есть, в тексте ведь довольно анахронизмов. Да с самого начала: "инда очи разболелись глядючи". Кто теперь так говорит? И нужно бы прийти в недоумение, а перед глазами снежная равнина, тот особенный матово-сумеречный серый в голубизну цвет. Одновременно белый и не белый. Уйма полутонов и хлопьями снег, потом крупой сыплет, сечет иголочками. Все время, не переставая, девять месяцев кряду. Завораживающее постоянство.
Дети затем любят без конца слушать одну и ту же сказку, что в циклично повторяющихся речевых формулировках видят гарантию стабильности, больше всего необходимую маленькому человеку. А тут неотменимая стабильность, заключенная внутри себя самой. Как бы дальше ни сложилось, в это время-пространство всегда можно будет нырнуть за покоем, тишиной и жемчужно-серым светом. Дальше действие захватывает. Вопросы множатся: "сочельник" - это когда едят сочни, такие лепешки, заготовки для пельменей или когда сок пьют? А как Бог дает царице дочь? Он прямо принес ее или она сама ходила за малышкой? Зачем умерла к обеду? От восхищения? Разве от восторга умирают?
Дальше-дальше-дальше. Мачеха, зеркальце, чернавка, "не губи меня, девица, а как буду я царица, я пожалую тебя". Это понятно - сделка. Хотя можно еще ведь было попробовать убежать. Но наверное не вышло бы, скорее всего чернавка держала ее за косу (почему такая аберрация, кто бы мне объяснил?) И что удивительно, вопросы не множатся, не громоздятся друг на друга. Но странным образом рассасываются сами в себя. Но я бы похвасталась, что это я так хорошо все прибрала. Хотя, наверное нельзя, царевен как-то по-особому учат не выпендриваться. Или это в целях безопасности?
Вот, нужно было услышать формулировку: "Коли красная девица - будь нам милая сестрица". А дальше ужасное: "иль башку с широких плеч у татарина отсечь". Ну почему никто не любит татар! Ладно, что уж, в целом они неплохие, братья эти. Кажется. Но Елисей лучше. Только почему "кто в глаза ему смеется, кто скорее отвернется"? Это уж вырасти надо, чтобы понять: человек, ищущий единственную возлюбленную, странен людям - блаженненький, не иначе, вон их сколько, девок!
Финал, как выражение высшей справедливости: "чуть ее похоронили, свадьбу тотчас учинили". Только так и надо! Дичь? Нет. Закладка в сознание, пребывающее в состоянии зачаточном, огромных пластов социального поведения. Легко, играючи, без напряжения, без усилий, без построения плана-конспекта и формулировки задач. Без подготовки наглядных пособий. Все словами, вязью. анахронизмами, не должными быть понятыми детьми конца XX столетья, но отчего-то несущими безошибочно опознаваемый образный ряд.
Что это было? Магия, не иначе. После, прослушанная много раз, та же сказка становится едва не первым объектом пресыщенного снобизма: Ой, да кому это интересно, мы что, маленькие? И весь Пушкин чересчур хрестоматиен со своей "вольнолюбивой лирикой". То ли дело Лермонтов. Красавец, романтик, так молод. После много еще кто, интересный, необычный. модный. И не остается вообще места для скучного этого Пушкина. А потом вдруг берешь старую, исчерканную менее деликатной, чем ты, предшественницей зеленой шариковой ручкой книгу. Раскрываешь: "Царь с царицею простился, в путь-дорогу снарядился. И царица у окна села ждать его одна"
И проваливаешься в те снега. Понимая, совершеннее этого ничего и быть не может.