С Ахматовой иначе, чеканная четкость строк, изящество формулировок. Емкость: каждое стихотворение - маленькая жизнь, каждая строфа кольцует внутри себя причинно-следственные связи, каждая строчка как тщательно ограненный алмаз. А о навках-мавках говорят еще "лишенные спины". Спереди девушка с длинными белыми волосами, а сзади кожи нет и потому все внутренности видать.
И вся-то она такая: наговор-заговор-заклинание. Они как И-330 и О-90 из замятинского "Мы". В разное время брать пробовала - никак. Оттого, когда услышала о "Приключении", навеянном мемуарами Казановы: "Нет-нет, - ответила, - Не умею понимать Цветаеву". И взяла пьесу. Первое у нее совсем мое. В основе эпизод мемуаров о встрече. с девушкой, переодетой гусаром на одном из постоялых дворов.
Восемнадцатый век, господа, это вам не надеть рубашку бойфренда нынче. Для женщины, переодетой в партикулярное мужское платье серьезные наказания предусматривались, а тут честь мундира. Рисковая, в общем, девушка. Но до чего хороша после, в женской одежде! И умна. И тонка. А грация движений. Изящество манер. Безупречное следование политесу, с такой в самом изысканном обществе не осрамишься.
Кульминация - история с виолончелью. Мемуаров великого соблазнителя не читала и с его версией не знакома. У Феллини девушка просто садится за инструмент во время приема у знатного покровителя искусств. У Марины Ивановны все чуть более художественно. Неизгладимое впечатление, произведенное красой ее на юного виолончелиста, лишает его возможности музицировать (творческие натуры тонки). И гостья присаживается к инструменту.
Так или иначе, игра производит фурор, публика в восторге, послы испанский и французский вспоминают каждый свою далекую родину (куда ж нам без послов: "Кто там, в малиновом берете с послом испанским говорит?" Пушкин). Следующим днем Генриэтта-Анри таинственно исчезает, дав любовнику понять, что ради ее и собственного своего блага не должен разыскивать.
Он и не пытается. Более могущественные, судя по всему, силы вовлечены в эту историю. Не боксеру в весе пера тягаться с борцами сумо. Продолжает щелкать подметками по паркетам блестящих европейских гостиных, соблазняя, соблазняя. Заканчивается у Марины тем, что притащив очередную девицу в очередную гостиницу, забавляется беседой с недалекой своей гостьей.
Посреди разговора девушка осекается смотрит на темное стекло окна: "Забудешь и ген... и ген..., а дальше - И Генриэтту" Надпись алмазом по стеклу, сделанная отрадой перед расставанием. И он понимает, что это та же гостиница и тот же номер, где простился чертову дюжину лет назад с любовью своей жизни (так не помнил). В отчаянии разбивает стекло (причиняя незначительный материальный ущерб владельцу гостиницы).
Мгновенно накатившее отчаяние сменяется привычным: "Ну что за глазки, что за лапки", обращенным на эту, рядом. А и в самом деле, к чему журавль в небе, синиц на наш век хватит, правда? Я люблю Казанову, он мой герой. А что не бился за свою любовь, да кто ж за нее бьется? И кто его знает, что там со спины у прекрасной девушки? Ну, как кожи нет и внутренности просвечивают?