Синдром бродяжничества
Мы хотим идти сами по себе.
Не складывается у меня с норвежской литературой. Датчан и разных прочих шведов читаю с немалым удовольствием и случается ощущение "мы с тобой одной крови" ,несмотря на ничуть не меньшее расстояние с кучей ментальных и лингвистических различий. А с норвежцами, ну никак. "Ледяной замок" Тарьей Весоса отмучила, так и не найдя в себе сочувствия и понимания, "Маленького лорда" Юхана Боргена хотелось придушить все время чтения, даже народно-любимый Хари Холе от Ю Несбё с перманентными запоями и любовными страданиями не стал мужчиной моей мечты.
Вот и в этот раз любви не случилось. Но по порядку. Норвежский писатель Томас Эспедаль довольно известен в Скандинавии. Есть еще переводы его книги на немецкий, но английских, испанских французских я не нашла. То есть, с одной стороны, не больно-то и надо, но с другой, вы понимаете, международное признание в современном мире начинается с англоязычия. Потому остановимся уж на том, что великий пешеход Эспедаль знаменитость локальная. Писать и публиковаться начал довольно рано, выпустив первую книгу в двадцать семь, но известность пришла к нему только на середине пятого десятка с девятым романом.
Итак: Вперед или Искусство жить дикой и поэтической жизнью Gå.Eller kunsten å leve et vilt og poetisk liv (2006) , у нас "Идем. Искусство ходить пешком", хотя даже крох норвежского, которые у меня сохранились хватает, чтобы разглядеть в оригинальном названии слова "жить" и "жизнь", а уж интернациональное "поэтиск" и вовсе трудно с чем-то спутать. Какие-то, видно, были у Катарины Мурадян резоны, а может издатель решил, что жить дикой и поэтической жизнью наши люди вряд ли захотят, в то время, как пешие прогулки ассоциируются со здоровым образом жизни, подтянутым силуэтом, белозубой улыбкой и всяким таким.
Что до здорового образа сильно промахнулись, конечно, "наш приют цветочная поляна, наши стены сосны-великаны" звучит красиво, но по-настоящему ночевать в поле или в лесу, да даже в амбаре - удовольствие ниже среднего, а герою и его постоянному спутнику в странствиях, Нарве Скоре, приходится делать это частенько. Я уж не говорю, что трезвы оба бывают редко, компенсируя нищебродский уровень вояжа покупками алкоголя в неимоверных количествах.
Заманчивую идею вырваться из круга обязанностей и обязательств, который всех нас держит от рождения до смерти, они осуществляют самым непосредственным способом. Уходя. И не то, чтобы идея была необыкновенной, этот способ эскапизма современная литература в разном освещении рассматривает. Есть блестящие "Бегуны" Ольги Токарчук, мизантропичный "Серотонин" Мишеля Уэльбека, есть, наконец, совсем свежий "Пляс нигде" Андрея Филимонова. Но ускользнуть так, как делает это Эспедаль никому нынче не приходит в голову.
Мне в связи с этой книгой яснее всего вспоминается пеший поход Дэвида Копперфильда из Лондона к бабушке в Плимут, один из самых болезненных эпизодов диккенсовой эпопеи. Еще гриновская "Дорога никуда", только мальчики путешествовали этим способом от безденежья и отчаяния, а что заставляет крепкого мужика из самой благополучной европейской страны влезать в шкуру клошара с прилагаемым списком удовольствий: грязь, обтрепанная одежда, насекомые - ума не приложу.
Да, он довольно свободно рассуждает о философах, писателях и поэтах, производя впечатление человека неглупого. И может быть мне не хватает широты взглядов, но никак не могу увидеть во всем этом хотя бы толику смысла, я даже особой смелости не нахожу. Дромомания, подстрахованная гражданством страны, которая в случае чего сгинуть не даст.